Галина Евгеньевна, какие возможности перед молодыми специалистами открывает обучение в ординатуре? Что предпочтительнее для выпускника — продолжить обучение в ординатуре или начать практическую работу?
— Знаете, есть разные точки зрения. Мне кажется, что врач должен получать знания
и компетенции в области своей будущей специальности. А когда мы завершаем шестилетнее обучение, у нас очень общие представления обо всём. И фактически есть только теоретические знания, а практики и понимания, ту ли я профессию выбрал, еще абсолютно нет. Поэтому, наверное, должна быть какая-то ступень, которая позволит студенту, окончившему медицинский институт, превратиться во врача. И таким переходным периодом как раз может стать ординатура. Ординатор — это тот доктор, который должен выполнять всю работу, какая бы только ему ни предлагалась.
В профильной ординатуре ему обязательно попадутся самые сложные случаи из выбранной профессии. Поэтому это хороший опыт, я бы во всяком случае выбрала ординатуру — именно в ней у человека появляется вкус к профессии, ее ощущение, и когда загораются глаза, ты понимаешь: я туда пришел, я хочу здесь оставаться, я хочу развивать это направление,
я чувствую себя в нем.
Тем более если человек правильно проходит ординатуру, то у него правильно формируются профессиональные и человеческие взаимоотношения, он становится частью профессионального сообщества и никогда из него не выпадет, система уже его будет вести сама.
Ординатура — это когда ты работаешь на свое портфолио (в хорошем смысле слова),
и если ты хорошо поработал, то ты всегда будешь иметь руку, которая будет тебя дальше продвигать, подсказывать, где лучше приобретать тот или иной навык, если вдруг появится жизненная потребность, желание или новое интересующее направление.
— В чем заключаются преимущества обучения именно в Вашей ординатуре?
— У нас уникальная ситуация, потому что в этом году впервые в истории набирается клиническая ординатура по физической и реабилитационной медицине, такого раньше никогда не было. Раньше все ситуации, связанные с восстановлением, были юридически за рамками клинического процесса. То есть сначала определяли, какие у пациента проблемы, какой у него диагноз, что нарушено, потом применяли хирургические или консервативные лечебные методы.
Теперь это отдельная клиническая специальность, это врач-клиницист, у которого есть свои пациенты. В нашей ординатуре врачи получают полимодальную клиническую подготовку, потому что восстановление функций и функционирование жизни должны произойти несмотря на то, что повреждение развилось. Если пациент не скончался в результате травмы (или заболевания), которая у него развилась, то дальше моя задача заключается в том, чтобы он вернулся к своей привычной жизни.
Это уникальная специальность, в течение ординатуры по которой доктор касается абсолютно всех систем. Не только нервной сосудистой или костно-мышечной, а всех. Причем в динамике, потому что человек должен двигаться, слышать, видеть, понимать, общаться, воздействовать на окружающую среду и при этом не снижать качество жизни.
Это всё я и должна обеспечить пациенту, поэтому здесь необходимо огромное количество знаний. Здесь будет огромное количество взаимодействий с профильными специалистами, которые занимаются речью (логопедами), высшими психическими функциями (нейропсихологами), опорнодвигательным аппаратом (физическими терапевтами, энерготерапевтами). И целый спектр разных специалистов и диагностов — но диагностов уже не повреждений, а возможностей функционирования. Разные методы диагностики, разные методы воздействия, но это очень интересная работа.
— Как выпускник может поступить в Вашу ординатуру?
— Это одинаково везде: если вы проходите конкурс по окончании Университета, то выбираете кафедру, на которую вы в аспирантуру или в ординатуру пойдете. На мой взгляд, это не самый эффективный подход, хотя я понимаю, что не все выпускники четко отдают себе отчет в том, кем они хотят стать. Я вспоминаю себя, и это очень непросто. А сегодня есть возможность поступать в несколько ординатур и даже в несколько вузов, и некоторые бегают по кругу.
Но есть часть ребят, которые идут целенаправленно в конкретную ординатуру. Уже жизнь так сложилась, что они в течение своей жизни смогли оценить важность того или иного направления. Чаще всего это связано с каким-то личным жизненным опытом или опытом близких родственников. И они уже понимают, чего хотят, кем хотят стать и чем заниматься, и тратят гораздо меньше времени на различную адаптацию, ориентировку, «хочу — не хочу», «буду — не буду» — они сразу вгрызаются
в гранит специальности.
— Учитывается ли предыдущая научная деятельность студентов при поступлении в ординатуру?
— Раньше для того, чтобы поступить в ординатуру, обязательно нужно было представление кафедры, то есть студент ходил в кружок, выступал на конференциях, помогал в их организации, сам читал какие-то доклады, дежурил вечером в отделениях, даже в каких-то исследованиях, может быть, принимал участие. Наверное, это влияет, когда подают портфолио, там есть уже пометки о том, что ты был старостой и т. д. — это добавляет баллы в общий проходной балл. Но вот этой специфичности взаимо-отношений с профильной кафедры сейчас нет, поэтому мне сложно предположить, что это каким-то образом влияет.

— Каково соотношение теории и практики в обучении?
— Ординатура — это практико-ориентированная деятельность, которая сопровождается образовательными мероприятиями. Это уже не институт, где ты ходишь на занятия и тебе читают лекции, — здесь ты приходишь на работу и учишься на рабочем месте, поэтому это в первую очередь практика.
— Как быстро ординаторы начинают самостоятельную практическую работу?
— У нас это происходит с первого дня. Единственное — в первую неделю этого точноне может быть, поскольку в это время идет короткий вступительный курс: рассказывается, куда пришли ординаторы, какие здесь правила, что они смогут делать, что не смогут делать, а также изучаются их первичные навыки, чтобы они могли выполнять поручение доктора, к которому их прикрепят.
— Насколько ординаторы свободны в принятии решений?
— Возможности ординаторов расширяются постепенно, и, соответственно, решения они могут принимать не сразу. Дело в том, что они должны продемонстрировать понимание ситуации и безопасность своей деятельности, доказать, что они не просто знают, что делать, но еще при этом не навредят пациенту. А потом, когда у ординатора накапливается некоторый опыт работы с пациентом, когда он может рассуждать: «А вот этот симптом я знаю, это я видел, а это нарушение с этим сочетается таким образом», — он соотносится с куратором, и проводится клинический разбор. И только после того, как ординатор продемонстрирует способность правильно рассуждать и формулировать какую-то мысль, я могу немного отпустить вожжи и позволить ему рассуждать самостоятельно, но буду обязательно приглядывать.
— В чем заключается особенность педагогического состава Вашей ординатуры?
— У нас кафедра, можно сказать, уникальная. Абсолютно все сотрудники кафедры одновременно являются работниками и медицинской, и научной организации.
Ни один заведующий отделением или заведующий центром не является просто профессором или доцентом кафедры (и больше никем) — все практики. Помимо всего прочего, это позволяет нагрузить обучающихся большой ответственностью.
— По каким направлениям работают Ваши ординаторы? Есть ли у них проблемыс трудоустройством после окончания ординатуры?
— Знаете, сегодня такой дефицит кадров, а по реабилитации он просто катастрофический, поэтому я не знаю ни одного специалиста, кто бы остался без работы вообще. Что касается специализации, то я бы сказала, что это специальность будущего. Во-первых, она только зарождается, юридически реабилитация существует в нашей стране 12 лет. Но при этом она устремлена в будущее, поскольку формирует новую модель работы с пациентами, новую парадигму медицины как таковую. Раньше ведь было как: на что врач или массажист научился, то он и делает, и ничего другого предложить не может. Допустим, в нашей больнице есть механотерапевтический аппарат, на нем я могу работать, а уже что-то другое делать не могу. А сегодня современные стандарты оснащения техникой содержат все модификации, которые тебе могут понадобиться, и ты можешь пациенту предложить то, что ему нужно. Это уже, как вы понимаете, совсем другая история. С этой специальностью связано развитие техники, информационных технологий, инвазивных технологий, с помощью которых импланты вставляются в спинной или головной мозг, но более узких специализаций уже нет.
Врач должен, по крайней мере, представлять себе, что здесь можно сделать, а что там. Он должен разбираться в заболеваниях мышечно-скелетной системы, костного аппарата, кардиологических заболеваниях, внутреннем метаболизме и т. д., поэтому в ординатуре он будет работать во всех отделениях.
— Если выпускник спрашивает, почему он должен поступать в ординатуру именно
Пироговского Университета, что бы Вы ему ответили?
— Я бы сказала, что эта специальность, на мой взгляд, очень интересная и не монотонная, в ней никогда не будет скучно. И в ней всегда будет возможность развития, но в то же время в ней будет сложно, потому как если в других специальностях врач может остаться один на один с пациентом, то в этой специальности ты всё время будешь под прицелом разных специалистов.
— В Вашу ординатуру приходят выпускники разных медицинских вузов. Можете ли Вы определить, кто из них оканчивал Пироговский Университет? Что отличает наших выпускников?
— Вы знаете, когда они приходят, пожалуй, они спокойнее других, потому что они в своем вузе. Наши, наверно, с точки зрения практических навыков быстрее всё понимают и схватывают. Все остальные немножечко настороженные, потому что не знают, что их ждет, какие здесь правила, как тут люди живут.